Aleksandr Pushkin: Eugenio Oneguin

EUGENIO ONEGUIN

II, XXXVIII-XL

XXXVIII

И там же надписью печальной
Отца и матери, в слезах,
Почтил он прах патриархальной…
Увы! на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут…
Так наше ветреное племя
Растет, волнуется, кипит
И к гробу прадедов теснит.
Придет, придет и наше время,
И наши внуки в добрый час
Из мира вытеснят и нас!

XXXIX

Покамест упивайтесь ею,
Сей легкой жизнию, друзья!
Ее ничтожность разумею,
И мало к ней привязан я;
Для призраков закрыл я вежды;
Но отдаленные надежды
Тревожат сердце иногда:
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить.
Живу, пишу не для похвал;
Но я бы, кажется, желал
Печальный жребий свой прославить,
Чтоб обо мне, как верный друг,
Напомнил хоть единый звук.

XL

И чье-нибудь он сердце тронет;
И, сохраненная судьбой,
Быть может, в Лете не потонет
Строфа, слагаемая мной;
Быть может — лестная надежда! —
Укажет будущий невежда
На мой прославленный портрет
И молвит: то-то был Поэт!
Прими ж мое благодаренье,
Поклонник мирных Аонид,
О ты, чья память сохранит
Мои летучие творенья,
Чья благосклонная рука
Потреплет лавры старика!

ALEKSANDR PUSHKIN.

***

Lleno de sincera tristeza, Vladimir compuso allí mismo un madrigal funerario. En el propio sitio visitó llorando los restos mortales de sus padres. ¡Ay!, en los surcos de la vida, las generaciones, cual cosechas instantáneas, bajo la voluntad de la Providencia, nacen, maduran, caen y otras les siguen. Así nuestra inconsciente generación crece, se atormenta, arde y se apresura hacia la tumba de sus antepasados. ¡Ya llegará, ya llegará nuestra hora!, y nuestros nietos nos harán salir bien pronto de este mundo.

Mientras tanto, gozad de esta vida ligera, amigos míos; comprendo su vacío, estoy poco ligado a ella, cerré los ojos para no ver visiones; pero de cuando en cuando lejanas esperanzas atormentan mi corazón. Me sería penoso dejar el mundo sin rastro alguno; no vivo y escribo para las alabanzas, aunque creo que me gustaría glorificar mi triste suerte para que, por lo menos, algún verso, cual fiel amigo, recuerde mi persona.

Tal vez conmueva a alguien, y, conservada por el Destino, no se perderá en el tiempo la estrofa compuesta por mí. Quizá –¡halagadora esperanza! – un futuro principiante, señalando mi glorioso retrato, dirá: “¡Este sí que era un poeta!”. Recibe mi agradecimiento, admirador de las apacibles Aónides. ¡Oh tú, cuya memoria guardará mi fugitiva creación, cuya mano indulgente acariciará los laureles del viejo!

Traducción de IRENE TCHERNOVA.

***

XXXVIII

And with a sad inscription,

in tears, he also honored there his father' s

and mother's patriarchal dust.

 Alas! Upon life' s furrows,

in a brief harvest, generations

by Providence's secret will

rise, ripen, and must fall;

others in their tracks follow … Thus

our giddy race

waxes, stirs, seethes,

and tombward crowds its ancestors .

Our time likewise will come, will come,

and one fine day our grandsons

out of the world will crowd us too.

XXXIX

Meanwhile enjoy your fill of it

—of this lightsome life, friends!

Its insignificance I realize

and little am attached to it;

to phantoms I have closed my eyelids;

but distant hopes

sometimes disturb my heart:

without an imperceptible trace, I 'd be sorry

to leave the world.

I live, I write not for the sake of praise;

but my sad lot, meseems,

I would desire to glorify,

so that a single sound at least

might, like a faithful friend, remind one about me.

XL

And it will touch

the heart of someone ; and preserved by fate,

perhaps in Lethe will not drown

the strophe made by me ;

perhaps —flattering hope!—

a future dunce will point

at my famed portrait

and utter : “That now was a poet!”

So do accept my thanks, admirer

of the peaceful Aonian maids,

0 you whose memory will preserve

my volatile creations,

you whose benevolent hand will pat

the old man's laurels!

Translated by VLADIMIR NABOKOV.

***

38

And there, in tears, he wrote another

To mark the patriarchal dust

Of both his father and his mother…

Alas! each generation must

By Providence’s dispensation

Rise, ripen, fall, in quick succession,

Upon life’s furrows; in its wake

Others the selfsame journey take.

So, our light-headed tribe, now roaming,

Grows up, gets animated, seethes,

Sees off its ancestors with wreaths.

But our time, too, is coming, coming,

And one fine day our grandsons will

Bundle us out with equal zeal!

39

Meanwhile, enjoy, friends, till it’s ended,

This light existence, every dram!

Its nullity I’ve comprehended

And little bound to it I am;

I’ve shut my eyelids now to phantoms;

But distant hopes appear and sometimes

Continue to disturb my heart.

I’d find it sad now to depart

The world without some recognition.

Not courting praise, I live and write,

But still, it seems, I should delight

In glorifying my sad mission,

In having just a single sound

Recall me, like a friend that’s found.

40

And someone’s heart it will awaken;

And this new strophe that I nurse

Will not in Lethe drown, forsaken,

If destiny preserves my verse.

Perhaps some future ignoramus

(A flattering hope!), when I am famous,

Will point to my illustrious portrait

And say: now that man was a poet!

I offer you, then, my oblations

Admirer of Aonia’s maids,

O you, whose memory never fades

And saves my volatile creations,

Whose hand, that favours my renown,

Will pat the old man’s laurel crown!

Translated by STANLEY MITCHELL.

***

XXXVIII

Par la même occasion, il composa, en pleurant, de nouvelles épitaphes pour les tombeaux de son père et de sa mère qui se trouvaient au même endroit… Hélas ! en moissons éphémères, les générations, que suscite la volonté secrète de la Providence éclosent, mûrissent et tombent. D’autres surgissent aussitôt pour les remplacer. Ainsi notre étourdie génération d’à présent grandit, se presse, s’agite et pousse peu à peu ses pères vers le tombeau. Mais notre temps viendra à son tour, et nos fils, à l’heure venue, nous éconduiront hors du monde.

XXXIX

En attendant, ô mes amis ! enivrez-vous de cette légère liqueur de la vie ! Je comprends sa mince valeur, et j’y suis fort peu attaché ; j’ai fermé les paupières devant le spectre des illusions. Et pourtant, de lointaines espérances viennent quelquefois me faire battre le cœur. J’entrevois qu’il me serait triste de quitter cette terre sans y laisser une trace qui ne fût pas imperceptible. Je n’écris pas pour les louanges ; mais il me semble avoir le désir qu’un son, ne fût-ce qu’un son, rappelât mon souvenir comme un ami fidèle.

XL

Peut-être saura-t-il toucher le cœur de quelqu’un ; peut-être une de mes strophes, sauvée par le sort, surnagera-t-elle sur le Léthé ? Peut-être, espoir flatteur, quelque ignorant des âges futurs montrera-t-il du doigt mon portrait en disant : « Celui-là était un poëte. » Quoi qu’il advienne, reçois dès cette heure mes remercîments, ô toi, amant des Muses paisibles, dont la mémoire conservera mes œuvres fugitives, et dont la main bienveillante donnera une amicale caresse au laurier du vieillard !

Traduit par IVAN TOURGUENIEV et LOUIS VIARDOT.